Вячеслав Козлов: Новая жизнь в Детройте после страшной аварии

Слава Козлов ехал на заднем сиденье роскошного белого лимузина. Не исключено, что такой машины на Ulitsa Novaya скромного района российского «секретного города» и не видели раньше никогда. Он повернулся к своему другу Алексею Мельнику и сказал: «Люди подумают, что Борис Николаевич приехал». Они усмехнулись, ведь Козлов имел ввиду первого президента Российской Федерации Бориса Николаевича Ельцина.

Лимузин, который, если верить водителю Игорю, был вторым по длине в Москве, остановился у одного таунхауса, стоявшего в ряду с точно такими же на узкой и испещренной ямами улице в городе Воскресенск. На дворе стоял ноябрь 1994 года. Дом, в котором прошло детство Козлова, находился всего в паре шагов от местной хоккейной площадки, где жители собирались ничуть не реже, чем в любой из местных православных церквей. Недалеко на горизонте виднелось одно из самых грозных зданий города – громоздкие монолиты производили химикаты и поддерживали жизнь в городе. В свое время коммунистические чиновники решили скрыть этот город от посторонних глаз. Согласно Центру Экологической Политики России огромный химический комбинат имени И. В. Сталина производил синильную кислоту, также известную как цианистый водород. Это бесцветная, чрезвычайно ядовитая и легковоспламеняющаяся жидкость, которой есть множество применений. В числе прочего ее используют и как химическое оружие. Сегодня, как утверждают русские, комбинат производит сельскохозяйственные удобрения.

Анатолий Козлов занимался в этом городе хоккеем. Он был заслуженным тренером России. Той осенью его сын Слава должен был играть в Детройте на «Джо Луис Арене». Однако из-за первого локаута НХЛ, вызванного недовольством игроков, Слава решил навестить родной город, а заодно привез с собой одного западного журналиста, что было непредставимо еще за пару лет до развала Советского Союза.

Локаут продлился четыре месяца. В это время игроки НХЛ старались как могли поддерживать себя в форме, что-то зарабатывать и популяризировать хоккей. Главные звезды лиги советской закалки Игорь Ларионов, выступавший за «Сан-Хосе», и Слава Фетисов из «Нью-Джерси» решили организовать команду из бывших игроков Сборной СССР, уехавших в НХЛ. Команда должна была провести серию матчей по всей России. Ларионов договорился о финансовой поддержке с одной компанией из Силиконовой Долины, а Фетисов воспользовался своими связями в политике, чтобы двум статусным беглецам – Сергею Федорову из «Детройта» и Александру Могильному из «Баффало» – были вручены новые российские паспорта на торжественном приеме в Кремле. Всего пару лет назад об этом можно было и не мечтать. Коммунистический режим того времени скорее осудил бы обоих как предателей и приговорил бы к длительным тюремным срокам – и это они бы еще легко отделались.

Славы Козлова не оказалось в списке игроков НХЛ, приглашенных на этот пикник. Вместо этого он тихо вернулся в Москву и снова стал тренироваться с Центральным Спортивным Клубом Армии – той самой командой, из которой ушел три года назад, а потом судился в Детройте из-за нарушений условий контракта. Когда Козлов любезно пригласил меня к себе в Воскресенск, чтобы познакомить с семьей и показать мне один из главных оплотов российского хоккея, я с радостью ухватился за эту возможность. Я встретился с его родителями Анатолием и Ольгой, а также дедушкой. Последний был патриархом семейства и несколько раз поднимал рюмку (Na zdarovye!) изумительной русской водки за своего сына, который был прославленным тренером, и внука, строившего звездную карьеру в Северной Америке. Мы пировали по-царски. Мама Славы приносила одну тарелку русских деликатесов за другой. Копченая рыба, несколько видов сыров, домашний хлеб и пирожные – все это она готовила на маленькой кухне. В перерыве между блюдами Анатолий отвел меня в еще одну небольшую комнату – бывшую спальню Славы – чтобы побеседовать с глазу на глаз. Он с трудом сдерживал эмоции, рассказывая мне о том, как он гордится своим сыном.

«Я немного расстроился, когда нашим первым ребенком стала дочь, – говорил Анатолий. – Я надеялся, что у меня будет сын, и, может быть, когда-нибудь он пойдет по моим стопам. Когда родился Слава, я написал записку и отправил ее жене. Я сказал ей, что всю жизнь буду носить ее на руках за то, что она подарила мне сына».

Анатолий говорил, что он гордится тем, что Слава играет в Северной Америке – в лучшей лиге мира. Он был благодарен жителям Детройта за то, как они приняли его сына вместе с другими российскими игроками. Затем он взял меня за руку и вывел на улицу в холодный и серый ноябрь. Зима, как и всегда, придет уже совсем скоро в этот российский край. Мы подошли к торцу двухэтажного дома. От дороги, которая видела дни и получше, его отделял забор. Жестами и словами Анатолий обратил мое внимание на низину между двух яблонь. Она была совсем небольшая, примерно 5 на 3 метра – не больше. Но этого было достаточно. Осенние дожди падали в эту низину и замерзали на земле, образуя небольшой клочок гладкого льда.

«Лучше и не придумаешь, – с улыбкой сказал Анатолий Козлов и добавил, – вот это место. Тут-то Слава и учился кататься на коньках». Я тоже улыбнулся, представив себе, как маленький мальчик в коньках падал, поднимался и снова падал, хохоча от восторга и радостно катаясь по этому маленькому клочку замерзшей воды. Скоро отец подарит ему деревянную клюшку и черную шайбу из твердой резины. Это откроет мальчику целый мир, и его радость будет расти экспоненциально. Я очень живо себе это представлял.

«Именно тут, – думал я, стоя у промерзшей низины, которой не хватало лишь обильного дождя, – родилась звезда».

Слава Козлов лежал с тяжелейшей травмой в советской больнице, чудом цепляясь за жизнь. Все, кто видел изуродованный кусок металла, в который превратилась его машина, понимали, что молодое дарование «Детройта» в этой аварии спасло лишь самое настоящее чудо. Козлову тогда было 19 лет. Он получил такие тяжелые травмы головы и лица, что на него даже смотреть было тяжело.

«На его лице невозможно было найти ни глаз, ни носа, ни рта. Он на луну был похож», – вспоминает Валерий Матвеев, который навестил Козлова несколько дней спустя после аварии, произошедшей в середине ноября 1991-го года. Вячеслав был новым протеже Матвеева (журналист газеты «Правда», помогавший «Детройту» контактировать с молодыми российскими звездами из ЦСКА.– Прим. публикатора). Он рассчитывал предоставить «Ред Уингз» еще одну молодую звезду, как ему это уже удалось в случае с Сергеем Федоровым и Владимиром Константиновым. В одночасье звездная карьера Козлова в НХЛ, в которой раньше никто не сомневался, встала под огромный вопрос.

Вот только один важный момент они не учли – Слава Козлов никуда ехать не собирался. Более того, в какой-то момент он даже подумал, что его собираются похитить. Будучи молодым и перспективным советским хоккеистом, за которым охотились клубы НХЛ, Козлов опасался двух типов людей, постоянно кружившихся вокруг команды – «шпионов» и «агентов».

«Шпионами» называли сотрудников КГБ. Они были приставлены ко всем российским командам, выезжавшим за пределы Советского Союза. По прибытии на место они у всех собирали паспорта – именно они несли ответственность за то, чтобы все игроки вернулись на родину.

«С нами всегда путешествовали шпионы, а с другой стороны ждали агенты», – объясняет Козлов.

«Агенты» были эдакими охотниками за головами, только гонялись они за талантливыми игроками. Они постоянно пытались переманить игроков в команды НХЛ, подписать их на огромные контракты и поиметь с этого баснословные проценты.

Они вечно крутились вокруг отеля и шептались с игроками в лифтах, как утверждает Козлов. Если им удавалось уединиться с игроком, то они часто дарили им подарки, вплоть даже до дорогих коньков. Все это было очень мило и льстило игрокам, но Козлов знал, что нужно держать дистанцию.

«Это было еще во времена Железного занавеса, – объясняет он, – так что было непонятно, дадут тебе уехать или не дадут».

Человеком, который хвастался тем, что сможет переманить Козлова в «Детройт», оказался Виталий Шевченко – молодой и дерзкий бизнесмен. Он был украинцем, а с «Ред Уингз» его познакомил Матвеев. Вместе с Лайтсом и Полано они отправились в Саскачеван. Он получил лицензию агента НХЛ после того, как ему удалось от лица Владимира Крутова согласовать контракт с «Ванкувером». Крутов был одним из ведущих советских игроков старого поколения, который одним из первых получил разрешение на отъезд в НХЛ. Деловые отношения Шевченко с игроками были короткими и закончились неприятно – ряд хоккеистов подали на него в суд. Козлов с опасением относился к тому, что Шевченко хотел представлять его интересы. Однако в оправдание агента стоит заметить, что Козлов немного ввел его в заблуждение.

Они встретились осенью 1990-го года, когда Шевченко приехал в Воскресенск и рассказал Козлову, что «Детройт» хочет, чтобы тот бежал как можно скорее. Он также добавил, что представители клуба приедут на молодежный чемпионат мира, и уехать в НХЛ с ними можно будет прямо оттуда.

«Надо было сразу отказаться, – рассказывал потом Козлов в одном интервью порталу thehockeywriters.com. – А я промямлил что-то невразумительное. Я дал ему повод думать, что меня все устраивало».

Когда они встретились уже в Саскачеване, Шевченко сказал Козлову: «Тебя ждет человек из «Детройта» в машине».

Козлов запаниковал. Он выбежал из раздевалки без кошелька и документов и сел в машину, толком не разобравшись в ситуации.

«Садись, – сказал Шевченко, пытаясь успокоить молодого человека. – Самолет готов ко взлету».

Теперь уже заволновались представители «Ред Уингз».

«Мы все уже были готовы. Мы обо всем позаботились, – вспоминает Лайтс, – а у этого пацана все мысли только о том, чтобы порулить машиной, которую мы взяли напрокат. И все это в Реджайне – там за окном реально за минус 30 было. Мы его два дня ждали, специально приехали перед Рождеством, и тут выясняется, что парень вообще не собирается срываться с места и куда-то ехать. Не хочет и все тут. Хочет домой к маме. Из-за ряда обстоятельств многие 19-летние российские хоккеисты вели себя так, будто им было уже 25. Когда я с ним только познакомился, Славе было 19, но вел он себя на 16. Он был все еще мальчиком. Он не был готов к отъезду эмоционально. Меня это всегда в нем подкупало».

Вспоминая эту историю в Реджайне, Козлов соглашается со всем вышесказанным.

«Я был не готов уезжать в такой спешке, – признается он. – Я сказал, что никуда не поеду, что не могу подвести команду, да и вообще у меня даже паспорта нет».

Козлов сказал «Ред Уингз», что, может быть, сбежит после турнира или уже летом. Выбора у «крыльев» не было. Как бы им ни хотелось видеть его в своих рядах, похищать они его не собирались.

«Они отвезли меня обратно в отель, – продолжает Козлов, не скрывая облегчения. – Я очень перепугался за своих родителей. В России все еще правили коммунисты. Я боялся, что отца уволят с работы, а родителей вообще начнут притеснять. Поэтому я решил, что пока еще есть время, не надо никуда бежать».

Неопределенность касательно того, как советский режим поступит с его семьей, как утверждает Козлов, была наиважнейшей причиной, по которой он не решился на побег в ту же минуту. Более того, именно поэтому он никому и не рассказывал об этой встрече в Саскачеване.

«Я даже родителям не сказал, что выходил на связь с представителями «Детройта», – продолжает Козлов. – В то время про НХЛ практически не было никакой информации».

Информации было настолько мало, что он лишь несколько месяцев спустя узнал, что «Ред Уингз» выбрали его на драфте. «Такая в то время была ситуация в нашей стране», – добавляет Козлов.

После окончания молодежного чемпионата мира, где советская команда завоевала серебро, Козлов вернулся домой. «Детройт» не давил на него, несмотря на его прежние заверения. Однако и сдаваться Полано не собирался. В течении года он еще трижды встречался с Козловым, пытаясь заманить его в Детройт.

«А он мне каждый раз говорил: «Нет, я еще не готов. Не готов и все тут. Ну что, поедем на твоей машине покатаемся?» – вспоминает Полано со смехом. Так было каждый раз. Они брали напрокат машину, Слава садился за руль, а Полано всю дорогу рассказывал ему о том, как хорошо живется игрокам Национальной Хоккейной Лиги, как он сможет позволить себе любую машину, и что «Ред Уингз» готовы ее оплатить.

Но вместо этого Козлов подписал достаточно солидный контракт с ЦСКА и купил себе дешевую «Ладу», которую он разбил, отыграв всего 11 матчей за армейский клуб осенью 1991-го. В мгновенье ока он оказался в реанимации на искусственном жизнеобеспечении.

Как только в «Детройте» узнали о случившемся, Полано собрал чемодан и снова вылетел в Россию, чтобы предложить любую помощь от лица клуба. По приезде он потратил часть денег «Ред Уингз» на подарки из дьюти-фри для родственников Козлова.

Мы встретились в Москве 26 лет спустя, чтобы сделать интервью, и Вячеслав по-прежнему отказывался разговаривать про аварию. «Я перевернул для себя эту страницу. Я не хочу об этом вспоминать», – сказал он, добавив, что не помнит многого до и после аварии.

«Помню, что я очень переживал за свою карьеру после аварии. Страх того, что я больше никогда не буду играть в хоккей, заставлял меня бороться и был главным фактором моего восстановления. Потому что хоккей для меня смысл жизни. Да и родители мне здорово помогли восстановиться после аварии и продолжить карьеру. Ведь они все надежды на меня возложили».

Доброта, которую показал Полано, как представитель «Детройта», также не прошла незамеченной, добавляет Козлов.

«Я помню, как ко мне подошел Ник и предложил мне медицинскую помощь – он сказал, что отправит меня на обследование в Детройт, – рассказывает Вячеслав. – «Крылья» действительно хотели и пытались мне всячески помочь. Они не собирались списывать меня со счетов».

И речь вовсе не о пустых словах и моральной поддержке. Матвеев тут же взял в оборот врачей, как он это уже делал, добиваясь освобождения Владимира Константинова из армии. Вот только если Константинову диагностировали несуществующий рак, то тут «Детройт» заплатил врачам достаточно денег, чтобы они установили у Козлова необратимое повреждение мозга и потерю периферического зрения из-за травм, полученных при аварии.

Несмотря на все возражения армейских руководителей, Козлова все же освободили от контракта с ЦСКА, притом что он явно шел на поправку. Уже через две недели после аварии он мог ходить по 15 минут в день и есть твердую пищу. Тем временем, Матвеев придумал новый план как привезти Козлова в Детройт – само собой, исключительно по медицинским причинам. «Ред Уингз» договорились, чтобы Козлова осмотрели специалисты в больнице имени Генри Форда.

«Конечно же, мы не собирались его потом отпускать из Детройта», – ухмыляется Полано.

Тут-то генеральный менеджер ЦСКА Валерий Гущин и почуял неладное. Он тут же переместил Козлова в военный госпиталь в Москве с ограниченным доступом, чтобы его заново осмотрели и, весьма вероятно, поставили под вопрос прежний диагноз серьезной травмы головного мозга.

«У меня из-за этого возникли огромные проблемы, – рассказывает Матвеев. – Я несколько дней не мог пробиться в этот госпиталь». Но в итоге нужный человек в армии предоставил Матвееву пропуск – разумеется, не за просто так – и он стал навещать Козлова каждый день. Матвееву даже удалось провести не на шутку взволнованного Полано в палату к Козлову, дав вооруженному охраннику взятку в 25 рублей (примерно два доллара по тем временам) и две пачки американских сигарет. «Это было проще простого», – делится Матвеев.

К тому моменту Козлов перестал получать от ЦСКА солидные деньги. Он уже не был одним из самых высокооплачиваемых игроков в истории российского хоккея. И дело было не только в том, что он попал в аварию. Сам клуб столкнулся с серьезными финансовыми трудностями. По большому счету он обанкротился и уже не мог платить своим игрокам большие деньги.

«В этот момент Слава впервые серьезно задумался про НХЛ, – делится Матвеев. – Он считал, что ЦСКА просто издевается над ним».

В итоге Козлов сказал Полано: «Теперь я готов ехать». Полано тут же принялся оформлять необходимые документы. Несмотря на отсутствие каких-либо гарантий того, что Козлов сможет вернуться на прежний уровень и преуспеть в НХЛ, «Детройт» по-прежнему был готов пойти на все. Кроме того, нельзя было сказать с определенностью, что военных врачей удастся уговорить подтвердить поставленный ранее диагноз повреждения головного мозга. Матвеев вступил в амбициозную схватку с руководством ЦСКА.

«Господин Гущин считал, что мне не удастся отмазать Славу, – рассказывает Матвеев. – Он пообещал врачам, что они будут ездить вместе с командой на хоккейные турниры в Западную Европу, в Германию и Швейцарию. Но я, а точнее «Ред Уингз», дали им много денег – что-то в районе 25 тысяч долларов. Причем я сразу наличкой все выдал. Против этого у Гущина уже не было приема, и он попросту сдался. Он всем рассказал, что с нами было невозможно бороться».

Получив освобождение от службы, Козлов спокойно улетел в Детройт, чтобы показаться другим врачам и продолжить курс восстановления.

«Я очень благодарен «Ред Уингз», руководству клуба и лично мистеру Иличу за то, что они несмотря ни на что пригласили меня в Детройт, – отмечает Козлов. – Они продолжали в меня верить. Они не побоялись подписать со мной контракт. Но уехать я хотел прежде всего по медицинским причинам. В те времена нормальная медицина была только за океаном. Только там мне могли дать понять, буду я в хоккей играть или пора вешать коньки на гвоздь. Это было самое главное. Неважно, что мне предлагали [в Советском Союзе] – машины, квартиры – я бы все равно там не остался».

Тем не менее, Козлову не удалось избежать юридических последствий после аварии. Ему могло быть предъявлено уголовное обвинение, но тут в дело вмешался ЦСКА и нажал на нужные кнопки от его лица, как объясняет Матвеев. Ведь и сам хоккейный клуб могли признать виновным, поскольку они позволили молодому солдату иметь собственную машину и жить не в общем бараке. Еще одно дело было закрыто, после того как «Ред Уингз» выплатили семье Кирилла Тарасова не разглашаемую сумму.

Козлова выписали из больницы в январе, а уже в середине февраля он вылетел в Детройт. Более того, «крылья» даже были готовы оплатить переезд его отцу Анатолию, чтобы он пусть хоть немного помог Славе адаптироваться к жизни в Северной Америке. Однако Анатолий Козлов был полностью предан детскому хоккею и не хотел оставлять свой тренерский пост. Тем не менее, он понимал, что в Детройте его сыну будет лучше, чем в Москве или Воскресенске. Слава Козлов прибыл в Детройт со своим новым агентом – Полом Теофанусом, который быстро договорился о контракте с Лайтсом. На Шевченко после фиаско в Саскачеване все давно поставили крест.

Матвеев прекрасно помнит теплый прием, которым «Джо Луис Арена» удостоила своего нового игрока. «Ред Уингз» играли против «Сан-Хосе», – делится он. – Мы прибыли на арену уже после начала матча. Слава встретился с мистером Иличем и Джимом Лайтсом в их ложе».

А вот наставник «Детройта» Брайан Мюррей не знал, чего ожидать от новичка, которому пророчили большой успех в НХЛ.

«Он выглядел так, будто прям только что с больничной койки встал. У него с лицом проблемы были – его немного разворотило, – вспоминает Мюррей. – Было такое ощущение, что он вот-вот развалится. Авария сказалась на его силе. Я подумал, что, может быть, стоит его сначала в фарм-клуб отправить ненадолго, чтобы он сил поднабрался».

Вот только руководству «Ред Уингз» как можно скорее хотелось выиграть Кубок, а потому дебют Козлова в НХЛ не заставил себя долго ждать. Всего через неделю после прилета он уже тренировался на льду с командой. Мюррей тогда четко понял для себя одно: неважно, как Козлов выглядел физически – характера и других важных хоккейных навыков ему не занимать. Уже к марту Козлов набрался достаточно сил для того, чтобы выйти на лед в матче НХЛ. Мюррей поставил его на игру с «Сент-Луисом». Результат был ошеломительным.

«Он весь матч с шайбой не расставался, – утверждает Мюррей. – Я помню, как говорил остальным тренерам: «Да у нас тут свой Уэйн Гретцки нарисовался». Было такое ощущение, что он всю НХЛ на уши поставит – так оно и произошло, правда, пришлось немного подождать. Не знаю, удастся ли вообще кому-нибудь подобраться к рекорду Уэйна Гретцки по количеству очков, но у Славы был настоящий талант их набирать».

В своем первом матче против «Сент-Луиса» Козлов заработал две передачи на шайбах Сергея Федорова. Владимир Константинов выходил с ними в защите – «Русская пятерка» была готова на 60 процентов. Впрочем, всего через две недели карьера Славы Козлова в «Ред Уингз» вновь встала под угрозу. Центральный Спортивный Клуб Армии вновь подал иск на него в окружной суд Детройта, утверждая, что «крылья» незаконно способствовали разрыву долгосрочного контракта Козлова. «Детройт» вновь бросил все силы на защиту Козлова.

«История была очень непростой, – рассказывает Лайтс. – Мы тут же подали протест, чтобы не дать русским помешать ему выступать в НХЛ».

Суд разрешил Козлову играть до окончания слушания дела.

Разбираться в ситуации был назначен окружной судья Джеральд Роузен, который получил федеральный статус в 1990-м. Он взялся за дело так, что в «Детройте» ясно поняли – «преимущества своей площадки» у них не будет и в помине.

«Злой говнюк был, – вспоминает Лайтс судью. – У русских толком-то никаких аргументов не было против нас, кроме того, что вот, мол, в Детройте живут богачи, а мы из бедной страны, и они воруют у нас игроков. Деньги были их главным аргументом. А этот Розен, похоже, считал, что «Ред Уингз» – это корпорация зла, которая на что только ни шла, лишь бы перетащить к себе русских игроков… ну то есть, все правильно он считал».

Процесс был нервным и дорогостоящим. Козлов был вызван в качестве свидетеля и часами давал показания через переводчика. Он рассказывал, что ушел в армию в мае 1991 года, подписал игровой контракт в августе под давлением, а первую зарплату получил только в ноябре незадолго до аварии. Козлов утверждал, что подписал контракт, потому что все еще был солдатом, а если бы он его не подписал, то ни о какой карьере в НХЛ и речи идти бы не могло.

«Мы на адвокатов пару сотен тысяч спустили, – сетует Лайтс. – Но в конечном итоге все свелось к тому, что судья не нашел причин, по которым этот игрок не мог бы выступать за «Детройт».

Ситуация разрешилась сама собой. По словам Лайтса, после семи дней разбирательства русские сказали, что вернутся через неделю и предоставят новые доказательства своей правоты. Однако американским адвокатам, которые их представляли, так никто и не заплатил, а потому они попросили освободить их от обязанностей.

«Русские понаобещали этим адвокатам кучу бабла, а денег в Федерации Хоккея России тогда не было ни копейки, – рассказывает Лайтс. – У них не было денег на продолжение судебного разбирательства. А мы, в общем-то, наняли наикрутейших адвокатов. И платили им нормально. Мы всех подмазали. Так что дело закрылось само собой».

После этих слов Лайтс хлопнул в ладоши, словно дилер в Лас-Вегасе за столом блэкджека, который собирается уйти на перерыв. Злобно усмехнувшись, он добавил, что американские адвокаты, которые судились с «Ред Уингз» от лица русских, обратились к Лайтсу и его команде с просьбой помочь им с адвокатами в Москве, чтобы те помогли им отсудить неуплаченные судебные издержки в российском суде.

У Гущина есть своя версия произошедшего. Он утверждает, что русские сами отозвали дело, после того, «как он понял, что его не получится выиграть».

Теперь Козлов был абсолютно свободен и мог продолжать карьеру на своих условиях. В итоге он сыграл в НХЛ почти 1200 матчей, забросил 356 шайб и набрал 853 очка. Вот только успех к нему пришел не столь быстро, как на то рассчитывал Мюррей после первого матча Козлова против «Сент-Луиса». Те две передачи стали для него единственными очками в семи встречах. Следующий сезон он преимущественно провел в «Адирондаке» – фарм-клубе «Детройта», базировавшемся в городе Гленс Фоллс, штат Нью-Йорк. А вот на третий год за океаном Козлов уже стал одним из самых результативных игроков самой атакующей команды лиги. Он также снискал себе репутацию игрока, который забивает важные голы в решающие моменты. Он был самой настоящей палочкой-выручалочкой.

Но как бы он хорошо ни играл, мы всегда будем задаваться вопросом, насколько лучше Козлов мог бы быть. Ведь он сам признается, что после аварии он был уже не тот.

«Мог ли играть лучше? – переспрашивает он. – Думаю, да. Та авария изменила мою жизнь. После нее мне стало все равно на голы и на статус звезды. Я просто играл в хоккей».

Так считали и в «Ред Уингз».

«Суперзвездой он так и не стал, – отмечает Дэвеллано. – Но он был отличным игроком. Выше среднего уровня НХЛ. Думаю, авария была одной из причин, которая помешала ему стать суперзвездой. Похоже, это здорово на нем сказалось».

За пределами льда Козлов, как и Владимир Константинов, был одним из самых тихих игроков «Детройта». Если у Константинова была слава приколиста с острым чувством юмора, то Козлова его североамериканские одноклубники считали ворчуном. Английский он толком не учил, потому что считал, что это ему особо не нужно. Он ссылался на детство в Советском Союзе, где студентов уверяли в том, что иностранные языки им не стоит учить, потому что скоро во всем мире будут говорить по-русски. Даже в Детройте он не изменил своих взглядов.

«Сначала я не учил английский, потому что считал, что если кто-то захочет со мной поговорить, то они выучат русский, – объясняет Козлов, – но за два года русский так никто и не начал учить, а потому клуб нанял мне репетитора. Английский мне все равно давался с трудом. У меня вообще с языками проблема».

Во время двухчасовых съемок документального фильма о «Русской пятерке» «Детройта» он давал интервью на русском. Правда, дело было в декабре 2015-го – Козлов уже пять лет как вернулся в Россию. Когда Козлова спросили, почему именно его считали самым русским из всей «Русской Пятерки», он задумался.

А затем ответил на прекрасном английском: «Наверное, потому что я хуже всех них говорю по-английски».

Отъезд Козлова стал третьим случаем менее чем за три года, когда молодой и талантливый игрок перешел из ЦСКА в «Ред Уингз». От последних пережитков Железного Занавеса не осталось и следа. Русским в итоге практически не удалось остановить отток своих лучших и самых одаренных игроков в Северную Америку, но они научились требовать серьезные деньги за трансферы, что позволяло им продолжать воспитывать игроков мирового уровня. Через несколько лет, когда случился локаут 1994 года, в Национальной Хоккейной Лиге выступало 84 бывших советских хоккеиста. Многие из них вернулись в Россию осенью 1994 года, чтобы провести серию выставочных матчей. Было очевидно, что вернулись они уже не в ту страну, из которой уезжали.

«Мы рады приветствовать всех снова в России, – заявил первый заместитель Председателя Правительства Российской Федерации Олег Сосковец. – Прошлое забыто. Они приехали в новую страну и абсолютно другое общество. Очень важно это понять».

ЦСКА, конечно же, выкатили Козлову красную дорожку, когда он вернулся на родину в возрасте 22 лет. Руководство клуба встретило его в аэропорту с машиной и водителем, а затем отвезли в роскошный военный отель, где он мог жить все пять недель, которые он планировал провести в России. Некогда мощный ЦСКА теперь находился на дне турнирной таблицы. Тем не менее, армейцы оплатили все расходы Козлова, включая страховку на случай травмы.

ЦСКА был рад снова видеть его в своем составе. «Нам бы еще пару таких ребят, как Слава, и тогда бы мы точно стали чемпионами страны, – считал Владимир Попов, который работал помощником у Виктора Тихонова. – К тому же, это полезно для нашей молодежи, что он вернулся и играет на таком уровне. Он в потрясающей форме, и наши ребята стали более серьезно работать на тренировках после его приезда».

Гущин неправильно повел себя в ситуации со всеми тремя игроками, которые перебрались в Детройт. Но и зла он на них не держал. Более того, он не скрывал своей симпатии к Козлову, поскольку хоккейная карточка Славы стояла у него на столе в рамке. Гущин злился на «Детройт». В одном обширном интервью он даже обвинял «крылья» в том, что они пытались еще больше игроков у него украсть. Но стоит упомянуть имя Козлова, как по его лицу расплывается теплая улыбка.

«Он хороший парень», – говорит Гущин.