Мрак, ужас и белые медведи

Непроглядная полярная ночь – вот уже несколько месяцев, день за днем. Обжигающий холод. Одиночество. Протухшие консервы, открытые переломы, цинготные кровоточащие десны, гигантский белый медведь, для которого все, кто осмелится ступить на лед, – что-то вроде тряпичных игрушек. Грохочущие денно и нощно айсберги, торосные гряды, сжимающие в своих тисках суда и заставляющие стонать обшивку. Наконец, два судна, уродливо покосившиеся по воле ледяных масс под нелепым, невообразимым углом. Эта вынужденная стоянка для кораблей флота ее королевского величества «Эребуса» и «Террора», оснащенных для долгой арктической экспедиции по последнему слову техники, стала последней.

Торосы – нагромождения обломков льда высотой до 20 метров, образующиеся в результате движений ледяного покрова.

Арктика – негостеприимный край для белого человека. Температура воздуха здесь достигает зимой –70 градусов по Цельсию, времени года два: полгода непроглядная мгла, сопровождаемая бурями, а другие полгода – слепящее и отражающееся от снега солнце, под лучами которого льды тают, начиная хаотичное движение. Кроме того, люди Франклина не обладали необходимыми знаниями и ресурсами, которые позволили бы им сохранять тепло и охотиться на тюленей и песцов в таких условиях, а запасы провианта подходили к концу.

Симмонс известен как писатель-фантаст. На этот раз он решил отойти от привычного жанра. Тем не менее, «Террор» был издан в мягкой обложке с одобрительным отзывом Стивена Кинга на форзаце. Издательство рекламировало очередное творение мастера фантастических историй об ужасных тварях. Однако с первых страниц становилось ясно, что Симмонс написал нечто иное.

Взяв на себя задачу рассказать об одном из значимых событий в английской истории, Симмонс не просто предлагает художественную интерпретацию событий – он, вольно или невольно, погружается в своем изложении в размышление над глубокими культурно-философскими вопросами. Прежде всего речь идет о культурном коде британцев, главных героев его повествования.

Исходная точка в расшифровке этого культурного кода – стремление подданных королевы, жителей величайшей империи XIX века и просвещенных людей Запада к постоянному движению вперед, возвышению надо всем и вся. Такое мировоззрение британцев (стоит оговориться, что речь, разумеется, идет об интеллектуальной элите) обусловлено географическими открытиями последних веков, техническим прогрессом, верой в принципиальную познаваемость мира научными методами.

Именно эта западная рациональность будет поставлена под сомнение уже в XX веке, но Симмонс напоминает, что еще до философских манифестов постструктуралистов западный рациональный человек, который стремился познать природу, чтобы ее обуздать, был поставлен ею на место и низвергнут с небес на землю.

Британская культура при всей своей ценности и монументальности может быть проинтерпретирована как история крупных поражений, болезненных столкновений человека, который ставит себя выше всего, с обстоятельствами, превосходящими его самого. Катастрофа «Титаника», поражение и смерть экспедиции Скотта в гонке за право открыть Южный полюс, наконец – трагедия «Эребуса» и «Террора», которая сокрушительно ударила по амбициям империи. Идентичность британцев, начиная с географических границ и заканчивая футболом, уже давно задается не победами, а поражениями, и заставляет занимать стоическую позицию по отношению к тому, что превосходит силы человека.

Именно внимание Симмонса к деталям и переплетение множества сюжетных линий делает его роман по фактуре ближе не к мореходным историям Жюля Верна или Джека Лондона, а к романам-эпопеям. Наряду с вопросами о человеческой природе и о том, на кой черт британская империя раз за разом отправляет своих лучших офицеров в край вечной мерзлоты, Симмонс с почти отеческой любовью наделяет характерами и личными историями участников экспедиции.

Их имена он взял из реального списка экипажей «Эребуса» и «Террора» и оживил в первую очередь за счет почти бестактно врывающихся в общую ткань повествования флэшбеков и пограничных ситуаций, которые дают понять, за кого читателю предстоит переживать в истории с заранее известным финалом. Здесь Симмонс в равной мере сочетает данные своего обширного документального исследования (в конце книги приводится библиография с перечислением множества источников и монографий) и мастерство рассказчика историй.

Современный французский философ и антрополог Бруно Латур занимается тем, что пытается изменить устоявшуюся исследовательскую оптику западных ученых. Долгие годы западная мысль развивалась по пути субъект-объектный оппозиций, идей чистого Я и превознесения человека над всем остальным миром. Именно от этого Латур стремится избавиться, говоря о том, что бесконечно большое число участников любого события образует сложную сеть – и каждый внутри этой сети играет определенную роль в формировании общей картины.

Такой набор персонажей вполне мог бы стать стандартным и шаблонным, если бы Симмонс придерживался фактуры классического приключенческого морского романа, а не уделял бы столько внимания размышлениям над ролью каждого отдельного человека в судьбе всей экспедиции. Он делает это, переключая скорости и меняя структуру повествования, говоря от лица разных персонажей и то поддавая больше действия, то разворачивая настоящее полотно из внутренних диалогов того или иного героя.

Издателям было удобно представить в качестве главного сюжета романа охоту ужасающего существа на участников экспедиции. Такое существо действительно в «Терроре» есть – это гигантский, сверхъестественный белый медведь, природа которого остается неподвластной для понимания британских моряков, а шкура – слишком крепкой для пуль их мушкетов.

Симмонс отчетливо проводит параллель между арктическим чудовищем и ветхозаветным Левиафаном – немыслимым, пугающим, толкающим обычного человека за пределы его рациональности. И в этом смысле ужасный белый медведь выступает как производное от всего того, с чем сталкиваются британцы на северном полюсе – совершенно непригодные для жизни условия, отсутствие животных, на которых можно было бы охотиться, пугающие грозы, огромные, вырастающие из воды айсберги.

Попытки объяснить невообразимое по своей силе и ловкости существо при помощи новомодной теории эволюции Дарвина или специфического генетического сбоя – тщетная попытка насадить свою картину мира там, где сами основы мироздания западного человека рушатся, не выдерживая простирающейся насколько хватает взгляда пустынной и туманной белизны.

Симмонс не выступает при этом в роли критика западных ценностей в целом – он явно отдает предпочтение мужеству, искренности, самоотверженности, а не трусости и коварству как ценностям своих героев перед лицом опасности. Однако одной из главных идей «Террора» остается призыв к мировоззренческому плюрализму, к принятию другого способа мыслить и жить.

Чтобы показать, как это важно, Симмонс предпринимает очень необычный для автора вроде бы фантастически-приключенческого романа ход – он совершает подробный экскурс в мифологию и быт эскимосских племен, которые выживают на Северном полюсе, почитая своих богов, и справляются со своей задачей гораздо успешнее, нежели подданные британской короны.

Так Симмонс показывает относительность любых идеалов, существующих в своей среде и отказывающихся функционировать в другой. Те идеалы, которыми руководствовались люди Франклина, заслуживали уважения (по большей части) и были уместны в рамках одной ценностной системы координат, но вместе с тем обрекли их на гибель за пределами этой системы.

Имея дело с далеким Севером, морским путешествием и неведомым существом во льдах, Симмонс насытил свой роман большим количеством очевидных и не очень отсылок. На поверхности оказывается ассоциация с «Моби Диком» и все тем же Левиафаном, встреча с которым становится судьбой героев книги. Морское чудище, словно в шутку, упоминается даже во время проповеди, где капитан «Террора» приводит цитату из несуществующей «Книги Левиафана».

Не раз на протяжении романа Симмонс обращается к Эдгару Алану По, заимствуя не только мрачную эстетику его произведений, но и этические вопросы, встающие перед героями по ходу их злоключений: своеобразный «пир во время чумы» во льдах отсылает к рассказу «Маска красной смерти», а вопрос о моральном праве поедать тела своих товарищей, чтобы продлить себе жизнь, становится аллюзией на единственный «мореходный» опус самого По – «Повесть о приключениях Артура Гордона Пима».

Еще одним очевидным атмосферным вдохновителем Симмонса выступает другой «отец» жанра ужасов – Говард Филлипс Лавкрафт с его повестью «Хребты безумия» и циклом о Ктулху. Лавкрафта также занимала тема предела рациональности человека перед лицом чего-то, чего он помыслить просто не в состоянии.

На более глубоком, философском уровне «Террор» затрагивает тему одиночества и неполноценности человеческого Я как такового. Для Симмонса идентичность человека утверждается в первую очередь через Другого, с которым он имеет дело: уживается, сосуществует, влюбляется в него или ненавидит. Эта идея у Симмонса проходит через весь роман – вплоть до эскимосской легенды о возможности видеть сны любимого человека. И тема почти телепатической связи влюбленных людей становится в «Терроре» одной из тех дверей, шагнув за которые читатель натыкается на границу рационального.

В конечном итоге, личные отношения самых разных людей отодвигают на второй план другие темы – например, тему утверждения национальной идентичности ирландцев и американцев через противостояние с всепоглощающей махиной британской империи. Об этом Симмонс тоже не забывает рассказать, как об одном из значимых симптомов эпохи.

«Террор» хорош тем, что ему удается балансировать на пересечении многих тем и жанров: его можно назвать и романом ужасов, и историей-катастрофой, и исторической драмой. Именно такая неоднозначность делает из истории о моряках, которые столкнулись во льдах с голодом и белым медведем, нечто большее.