Другая дорога

Кирилл Дышловой о фильме «Патерсон» Джима Джармуша

Почти сто лет назад поэт Роберт Фрост написал о моменте выбора пути одно из главных стихотворений американской культуры. Его герой, оказавшись в лесу, предстаёт перед пересечением двух дорог: одна — протоптанная, ровная, а вторая — совсем нехоженая, скрывающаяся в зарослях тропа. Немного подумав, герой Фроста выбирает вторую — и это, как он сам пишет, меняет всё.

В «Патерсоне» Джармуша дорога одна — широкая асфальтированная, но зато она никогда не заканчивается. Эта нескончаемая дорога — мотив русский в той же степени, что и американский, лишь с небольшими отличиями. Если у нас дорога должна быть железной — мерный стук колёс, чай в подстаканниках, разговоры с попутчиком ни о чём, и лишь бы ехать, ехать и никуда не приезжать, — то в Америке это дорога автомобильная: шоссе и автострады, городские и провинциальные, №60 и №61; так было у литераторов-экзистенциалистов Керуака, Гинзберга, Дилана, так есть и у режиссера-экзистенциалиста Джармуша.

Однажды проехав по этим дорогам самостоятельно — на мотоцикле ли, на красном ли кабриолете или на автобусе компании «Грейхаунд», — этот ритм уже не спутаешь ни с чем. Однажды мне удалось его поймать — в автобусе из Теннесси (родина Джека Дэниелса и музыки кантри) в Кентукки (родина Джима Бима и ресторанов KFC). Справа от меня — усатый старичок-южанин, не особенно озабоченный тем, слушаю ли я его, слева — не менее общительный мужчина-афроамериканец. До этого момента я думал, что неплохо знаю английский — боже мой, как я ошибался. А за окном мелькали заправки, фуры, бесконечные округлые буквы «М» на высоченных шпилях, и я всё не мог осознать, насколько далеко нахожусь от своей привычной жизни. Это и есть ритм Джармуша — он его не просто поймал, он его, учитывая огромное влияние режиссера на американский культурный код, буквально создал.

«Патерсон» — это даже не совсем кино: это поэзия, потому что чувствуешь его в большей степени, чем смотришь. Джармуш отказывается рассказывать нам связную историю, чтобы мы не отвлекались на такую ерунду, как события и повороты. Джармуш гипнотизирует — ходом часов, отражениями в воде, бесконечными парами близнецов, мерным мельканием домов и деревьев. От показанного в «Патерсоне» быта совершенно невозможно оторваться. Вместе с чистой американской культурой, Джармуш вносит в фильм что-то восточное умиротворенное, созерцательное. Последнюю и главную мудрость герою скажет именно японский турист — тоже, как водится, поэт.

Для американских кинопремий «Патерсон» оказался слишком тонким и деликатным: что ж, такова судьба у поэтического кино в нарративный век; да и самому режиссеру, думается, всегда было всё равно. К тому же, как могло быть по-другому: фильм о том, что настоящее искусство лежит между автором и миром вокруг, вряд ли совместим с успехом — даже фестивальным. По Джармушу, творчество иногда даже не нуждается в зрителе и ценно одним только фактом своего существования. Водитель автобуса Патерсон (Адам Драйвер) пишет пронзительные стихи, его возлюбленная (Гольшифте Фарахани) печёт, рисует и мечтает играть кантри, девочка-школьница сочиняет про дождь, а паренёк в прачечной (легенда олдскульного хип-хопа Метод Мэн) репетирует новый трек; и всё они — настоящие художники. Дело в том, что американская поэзия, в отличие, например, от нашей, максимально демократична. Смешки на «Патерсоне» в российском зале неизбежны: уж больно разное у наших культур понимание стиха. Но именно фильм Джармуша поможет понять, что набор, казалось бы, бытовых образов, при отсутствии рифмы, — поэзия не менее серьезная, чем то, что зритель проходил в школе. «Что сделаешь, наши рифмы кончились на Шекспире», — однажды сказал мне один американец-словесник. Дело ведь совсем не в наличии ритма и рифмы или изобретательности образа. Всё проще: настоящего художника делает таковым способность видеть то, чего не видят другие.

К шестидесяти пяти годам Джармуш овладел искусством видеть невидимое в совершенстве. «Патерсон» — фильм даже не о жизни, это и есть сама жизнь. В рядовой неделе исключительного водителя автобуса видишь, как один за другим идут твои собственные недели и дни, с одним лишь отличием: рассмотреть красоту в быту так же, как Джармуш, умеют очень немногие. Режиссер прекрасно строит свою бессюжетную драматургию, расставляет для нас маячки, играя с восприятием — вот, мол, сейчас будет, сейчас украдут собаку, случится авария, что-то пойдёт не так — но жизнь продолжает течь в своём привычном русле, только с любовью и красотой в каждом кадре.

«Патерсон» не из тех фильмов, которые манят в авторскую реальность, нет, «Патерсон» вдохновляет по-другому посмотреть на свою. Не обязательно быть поэтом, чтобы восхищаться миром и чтобы искренне его любить. Более того, от смартфона и ноутбука, как Патерсон, отказываться тоже не обязательно. Нужно только, как бы банально это ни звучало, открыть глаза, осмотреться на развилке — и тогда красота явит себя сама.

Жизнь, напоминает нам Джармуш, пуста только для тех, кто не может её наполнить. Ведь был и другой предо мною путь, но я решил направо свернуть – и это решило все остальное.